Динамика в терапии представляла собой движение в режиме – прогресс-регресс. Периодически говорил о возврате к прежнему самочувствию, которое было до панического расстройства, чувствовал себя неплохо - «ушли» психосоматические симптомы. Самостоятельно попытался изменить сеттинг, но вернулись панические атаки. Успокоился, возобновив прежний режим встреч. «Стартовые» вторжения в начале сессий приобрели менее эмоциональный и навязчивый характер. Стал в меньшей степени предъявлять свою «звездность», демонстрировал навыки самоисследования. Понял, что мог контактировать только с травмированными людьми – «только нездоровый человек может выдержать то, что я с ними творю, а со здоровыми у меня не получается».

Детально описал «охоту» на людей. Рассказал, что создал «семью» из пяти человек по тому же принципу «подбора кадров» - они выдержали его «процедуры» механической «обработки» и не сбежали от него. На интерпретацию того, что он «подкрадывается к человеку как паук к мухе, оплетает сетями и впрыскивает фермент, ожидая пока «добыча» приобретет нужную консистенцию», дал вегетативный криз. При обострении переживал плохое настроение, апатию, вегетативную неустойчивость, активно требуя у терапевта вернуть ему хорошее самочувствие. При этом общение и мимика постепенно позитивно изменялись. В сюжете одного из снов о целомудренном свидании с понравившейся девушкой присутствовали чувства, и не обесценивал переживания. Отмечал ряд позитивных изменений в жизни – сумел, контролируя тревогу, сдать на права и начал водить машину, начал свой бизнес, сменил место работы, прошли страхи перед людьми в форме, стал восстанавливаться физически. На сессиях стал чувствовать себя в большей безопасности, просил разрешения зажечь свечу, мотивируя это тем, «что не будет за это наказан».

Наряду с этим, что характерно для злокачественных нарциссов, периодически компульсивно пытался вернуться к прежним формам реагирования, отправляясь в путешествие по барам, для того, чтобы «найти себе кого-нибудь на один раз». С тоской констатировал, что не смог реализовать привычную стратегию - «те, которые постарше за 30 меня не интересуют, смотрю я на нее и понимаю, что совершенно не привлекает. А с теми, что моложе, не могу найти общие темы для разговора, старею, видимо, раньше было легко ее «зацепить». С другой стороны, ну о чем с ними говорить, - совершенно не о чем!» Понимает, что сталкивается, с пустотой и разочарованием. Наряду с этим с трудом находил опору в своем окружении - в семейных связях, на работе даже при наличии доброжелательной атмосферы, испытывая напряжение с теми близкими людьми, которые его хорошо понимали и принимали. Отрицая чувство принадлежности к семье, стал понимать постепенно, что люди любят общаться со своими родственниками, интересоваться их делами, помогать им и делают это достаточно комфортно для себя. Осознал, что с ним «что-то сильно не так - я и детей не хочу, а даже тех, кто есть, не воспитываю. Потому что не хочу забот, напряжения». Во внутреннем мире пациента не совмещались каким-то образом привязанность, любовь и забота - одно не было связано с другим и из него не следовало.

Отметил, что раньше все делил на хорошее и плохое для себя – «или так или так, и от «плохого» надо избавляться. Если человек преимущественно «плохой», то я ухожу от него, а если в нем можно что «исправить», то делаю это». Терапевта обозначал как «прозрачного» и одновременно закрытого по личной информации – «именно поэтому я могу использовать вас для лечения».

Адаптацию среди людей, на фоне дефекта чувств, «самоанастезии» в проживании грусти, печали и потерь объяснил тем, что «долго наблюдал за поведением многих людей, запоминал». Как хороший имитатор и «охотник», ловко подбирался к ним, используя «крючок» родительской заботы. Осознание этого и приводило к дискомфортным вегетативным кризам и реакциям. Частичное принятие того, что кризы – «лучшее, что в нем есть», помогло относиться к ним без сильной тревоги. Сумел принять комментарий терапевта о том, что желание получать удовольствие без каких-либо «вложений» уже достаточное условие для вегетативных «приливов». И его отношение к людям в целом делают их неизбежными, что парадоксально позитивно для трансформации. Вегетативные расстройства – это фактически единственное, что заставляло пациента меняться, актуализируя стыд и вину, а не «цементировать» иллюзорно сверхмощную «идеальную» защиту, мешающую контакту с искренними чувствами.

Если ранее проживал один и не мог длительно переносить присутствие на своей территории другого человека, то в конце терапии смог организовать отношения с девушкой с целью создания брака и выдерживать близкие отношения.